В последние годы центральные банки сделали большую ставку на политику. Они убеждены, что длительное использование нетрадиционных и экспериментальных мер обеспечит эффективный мост, который приведет к высокому инклюзивному росту и минимизирует риск финансовой нестабильности. Но центральным банкам неоднократно приходилось повышать ставки, и в процессе все больше осознавались растущие риски для их авторитета, эффективности и политической автономии.
Давайте начнем с Федерального резерва США, самого влиятельного центрального банка в мире, действия которого оказывают сильное влияние на другие центральные банки. После того как удалось стабилизировать дисфункциональную финансовую систему, которая угрожала загнать мир во многолетнюю депрессию, ФРС надеялась нормализовать свою политическую позицию уже летом 2010 года. Но все более поляризованный Конгресс исключает возможность передачи ему вопросов фискальной политики и структурных реформ.
Вместо этого ФРС отказалась от использования экспериментальных мер, чтобы выиграть время для экономики США, пока политическая среда не стала более конструктивной. Процентные ставки были снижены до нуля, и ФРС расширила свое некоммерческое участие на финансовых рынках, купив рекордное количество облигаций в рамках своих программ количественного смягчения (QE).
Эти действия, как убеждены все центральные банки, стали необходимым ответом на существующие вызовы, и данное решение далеко от совершенства.
ФРС знала, что у нее нет полномочий содействовать подлинному экономическому восстановлению напрямую посредством фискальной политики, ослаблять структурные препятствия на пути инклюзивного роста или напрямую повышать производительность. Это было прерогативой других политических деятелей, которые, лишенные политической автономии ФРС, оказались на это неспособны из-за глубоко разделенного Конгресса (эти разногласия впоследствии привели к трем шатдаунам правительств США.)
Столкнувшись с этой печальной реальностью, ФРС попыталась поддержать экономический рост косвенным, экспериментальным путем. Внедряя ликвидность несколькими способами, она подняла цены на финансовые активы намного выше того, что было оправдано основами экономики. ФРС надеется, что это сделает некоторые слои населения (держатели активов) более богатыми, побуждая их тратить и инвестировать больше.
Европейский центральный банк — второй по системному значению после ФРС — пошел по тому же пути, хотя и с еще более нетрадиционной денежно-кредитной политикой, включая отрицательные процентные ставки (то есть взимание с вкладчиков, а не с заемщиков). Опять же, влияние на рост было довольно слабым, а затраты и риски, связанные с такими мерами, растут.
Оба центральных банка — и особенно ЕЦБ при уходящем в отставку президенте Марио Драги — подчеркивали важность перехода к более комплексным мерам, способствующим росту. И все же их просьбы остались без внимания. Сегодня ни ФРС, ни ЕЦБ не ожидают, что в ближайшее время к власти придут другие политики. Вместо этого оба заняты разработкой еще одного раунда стимулирования, который будет включать еще больше политических рисков.
Центральные банки делают ставку на то, что большая активность со стороны других политиков станет их спасением. Но в наши дни они сталкиваются с растущей вероятностью проигрышного предложения: либо политический ответ материализуется, но рискует подорвать доверие к центральным банкам, или ничего не материализуется, в результате чего центральные банки несут политическое бремя, которое уже слишком тяжелое и выходит за рамки их инструментов. Как опытные игроки, центральные банкиры могут вскоре обнаружить, что не все ставки окупаются в течение более длительного срока.
Центральные банки практически исчерпали свои возможности