«Нестабильность рубля — единственный постоянный фактор в России»

В этом году рынок сельхозтехники в РФ, крайне зависимый от субсидируемых государством скидок, демонстрировал спад. В Минпромторге констатировали, что зарубежные концерны «проигрывают конкуренцию». О том, как иностранцы локализуют производство в РФ, насколько важна господдержка, как концерны адаптируются к скачкам стоимости российской валюты и росту политической напряженности между Россией и Западом, “Ъ” рассказал глава немецкой Claas в России Ральф Бендиш.

— В этом году рынок сельхозмашиностроения в России начало лихорадить, в первом квартале он упал сразу на 20% после такого же роста по итогам 2017 года. Какова динамика производства и продаж Claas?

— В планах было увеличить объемы производства на 20%. Поскольку у нас финансовый год отличается от календарного и заканчивается в конце сентября, уже можно говорить, что удалось нарастить производственную программу более значительно. И мы надеемся продолжать ускорять темпы. Если говорить о спросе, то на фоне общего падения производства сельхозмашин на 13% мы фиксируем увеличение спроса на российские комбайны Tucano на 40%. По продажам уже можно говорить, что они выше прошлого года. Мы связываем это с возросшим доверием клиентов. Уже в рамках ранних продаж в декабре 2017 года реализация была вдвое больше, чем за тот же период 2016 года.

— Какая у вас сейчас доля российского рынка?

— Среди западных брендов, представленных на территории России, у нас доля рынка выше 50%. Но нам не нравится эта статистика, поскольку мы являемся российским производителем и стремимся к увеличению своей доли в общем рынке.

— Насколько для вас вообще перспективен российский рынок и какое место сейчас занимает Россия в мировых продажах Claas?

— Россия для нас является Европой, а Европа — наш домашний рынок. На домашнем рынке мы себя чувствуем комфортно. В 2008 году продажи нашей продукции на российском рынке практически обогнали продажи в Германии, а Германия для нас сегодня самый крупный рынок. Я считаю, что Россия может и должна в перспективе обогнать Германию, учитывая те усилия, которые прилагают к этому правительство РФ и профильные министерства.

— Планируете ли вы увеличивать долю рынка?

— Мы каждый год увеличиваем объемы производства, надеюсь, что это будет сказываться и на доле рынка. Так как у нас уже есть завод полного технологического цикла, мы входим в программы субсидирования и, конечно, строим планы увеличения доли рынка. Но постепенно.

— Мощности загружены полностью?

— Да, по отдельным технологическим операциям мы дошли до лимитов. Производство развивается, и в этом году мы введем новые площадки, там будут выполняться операции, которые мы взяли на себя как обязательство в СПИК (специнвестконтракт — соглашение компании с государством, фиксирующее на десять лет льготы в обмен на инвестиции.— “Ъ”).

— Какие планы по локализации производства в России и какие технологические операции у вас описаны в СПИК?

— В 2017 году мы освоили производство мостов, начиная со сварки и механической обработки металла. Также наклонная камера, в этом году мы производим ее монтаж, сборку, со следующего года корпус наклонной камеры будет полностью производиться на нашем заводе. У нас уже изготавливается бункер, молотильно-сепарирующее устройство, рама комбайна, то есть все основные узлы. Также СПИК предписывает производство кабин в России, это достаточно высокий вызов с технологической точки зрения. И как конфетка в нашем СПИК — мы взяли на себя обязательства оборудовать абсолютно все комбайны российскими двигателями. Может быть, это немного провокационно прозвучит, но мы будем через некоторое время первым российским сельхозмашиностроителем, полностью комплектующим комбайны российскими двигателями.

— Каков объем инвестиций по СПИК?

— За 15 лет работы в России мы инвестировали в производство €150 млн, то есть в среднем в год по €10 млн. По условиям СПИК в течение последующих десяти лет нам достаточно было бы инвестировать в среднем около 75 млн руб. в год. И мы уверены, что фактические инвестиции в итоге превысят запланированные более чем в два раза.

— На рынке вас многие обвиняют в «фейковой локализации»…

— Вы знаете, утверждать с высокой трибуны можно все, что угодно. У нас полностью освоена вся технологическая цепочка производства — от листового материала до готового комбайна. И абсолютно любой желающий может записаться на экскурсию на наш завод и увидеть все своими глазами.

— Кто ваши поставщики в России?

— В основном это достаточно небольшие компании. Всего около 40 российских поставщиков соответствуют нашим стандартам качества. Они поставляют шкивы для ремневых передач, гидравлические шланги и трубы, шнеки, тележки для транспортировки жатки и многое другое. Есть Волжский шинный завод «Волтайр» — их шинами мы оборудуем все комбайны. Металл тоже российский и закупается на Липецком заводе металлопроката.

— Для производства кабины что-то кроме металла планируется закупать у российских поставщиков?

— На данном этапе мы планируем закупать только стекло, сейчас ведем переговоры с поставщиками и уже нашли несколько компаний, которые технически могут поставить стекла необходимого нам размера.

— Вы получаете субсидии по какой-то технике, производимой в России?

— По всем комбайнам семейства Tucano. В целом субсидии — очень действенная программа правительства для того, чтобы помочь сельхозпроизводителям приобрести технику по более низким ценам. Программа 1432 подразумевает, что 15% цены комбайна субсидируется государством, то есть покупатель платит 85%, оставшиеся 15% за агрария оплачивает Минсельхоз.

Это очень важно понять тем, кто утверждает, что субсидии направлены на поддержку производств. На самом деле речь идет о поддержке аграриев. Кроме того, наши комбайны участвуют в программах агролизинга, который является эффективным инструментом поддержки сельхозпроизводителей.

— Ужесточение 719-го постановления, определяющего, какую продукцию считать российской, скажется на Claas?

— По комбайнам нам никакие ужесточения не страшны, потому что мы и так выполняем и перевыполняем такие требования. Но постановление №719 неимоверно высоко ставит планку для входа на рынок производителям тракторов иностранных брендов. Это не будет способствовать привлечению инвестиций западных производителей сельхозтехники в российскую экономику. И более того, спровоцирует отток инвестиционного капитала. Упущенную выгоду для страны спрогнозировать сложно, но итогом может стать открытие производств тракторов не в России, а в Америке, Европе и Китае, где созданы более благоприятные условия для инвесторов.

Требования по локализации каждого коврика, мелкой резиновой или текстильной детали, компрессоров для кондиционера и так далее абсолютно противоречат нашему принципу производства. Мы пользуемся международными цепочками и покупаем там, где это наиболее выгодно. Если все концентрировать вокруг одного производителя, то изделие в конечном счете получается менее качественным, с меньшим содержанием ноу-хау и одновременно более дорогим.

— Почему проблема именно с тракторами?

— По комбайнам нет таких требований к локализации: пока все очень разумно и выполнимо. Но нельзя предъявлять к сельскохозяйственному машиностроению такие же высокие требования по локализации, как в автопроме. Серийность производства сельхозтехники в десятки, а то и в сотни раз меньше. Плюс под локализацию тракторов нам необходимо будет построить отдельный завод, а это потребует огромных инвестиций. Но мы не оставляем эту мысль и в случае принятия приемлемых нормативно-правовых актов готовы продолжить прорабатывать проект производства тракторов на территории России.

— Какую продукцию вы экспортируете из России?

— Ключевым экспортным рынком стал Казахстан, куда мы традиционно поставляем около 10% производимых комбайнов, с 2011 года мы осуществляем поставки в Узбекистан, сейчас мы вышли на рынок в Белоруссии и в страны Евразийского экономического союза. Кроме того, около 50% производимых компонентов мы экспортируем в Германию. В целом приятно наблюдать за тем, как то, что мы ранее импортировали сюда, идет на экспорт. Даже больше могу сказать, сегодня нет ни одного комбайна Tucano в мире, в котором не было бы российских комплектующих.

— Планируете расширять географию поставок?

— Есть планы по экспорту из России в Китай, на Ближний и Дальний Восток. Но так как мы российская часть мирового концерна, для успешного экспорта необходимо выигрывать в конкурентной борьбе не только у локальных производств, но и у предприятий внутри концерна. Что мы и делаем.

— Что вы сейчас импортируете в Россию?

— Пока импортируем двигатели и кабины, которые уже через год начнем производить в Краснодаре.

— Поменялось ли ваше видение российского рынка на фоне международной ситуации и нестабильности рубля?

— Нестабильность рубля — это единственный постоянный фактор в России. И к этому тоже можно и нужно привыкать. Сейчас эти колебания в пределах 10% уже не так страшны, как те, что были несколько лет назад, когда произошел резкий обвал курса рубля. Два года назад мы перешли на расчеты в рублях, и это освобождает покупателя нашей продукции от рисков курсовых колебаний. Самое главное, чтобы политическая ситуация и рамочные условия, в том числе и регулирующие отрасль постановления, не менялись значительно, а также не происходила монополизация отрасли. Потому что отсутствие здоровой конкуренции и бюрократические препоны негативно воздействуют на бизнес-климат и инвестиционную привлекательность страны.

— То есть напряженности в целом на российском рынке вы не чувствуете?

— Только в части доступности финансовых средств у покупателей. Но то, что у наших клиентов всегда были проблемы с платежеспособностью, это факт. Для здорового состояния парка сельхозтехники нужно, чтобы каждый год обновлялось 10%, то есть при парке комбайнов, оцениваемом Минсельхозом в 120–140 тыс. штук, аграрии должны закупать 12–14 тыс. каждый год. А на самом деле это 5–6 тыс., то есть половина от требуемого объема. Каждый трактор и каждый комбайн для наших клиентов — это серьезный инвестиционный проект.

Интервью взяла Ольга Никитина