от редакции
В мае этого года в Российской академии наук (РАН) состоялось расширенное заседание Комиссии по противодействию фальсификации научных исследований, на котором основным докладчиком выступил доцент Высшей школы экономики, кандидат исторических наук Дмитрий Дубровский с сообщением о фальсификации судебных экспертиз. По оценке сообщества Amicus Curiae (в переводе с латыни — «друг суда»), одним из основателей которого является Дубровский, в России действует около 15 уполномоченных «некоммерческих» организаций, которые делают любые экспертизы на заказ с заведомо известным заказчику результатом.
Еще в своем докладе Дубровский отметил, что, к примеру, в Российском институте культурологии сложилась «боевая группа экспертов» в лице доктора культурологических наук Виталия Батова и учителя математики, психолога Наталии Крюковой. В общей сложности, по подсчетам Дубровского, «более 50 их экспертиз закончились обвинительными приговорами — от штрафов до реальных тюремных сроков».
А в некоторых случаях люди, выполняющие странные экспертизы на заказ, находят место в институтах РАН и «торгуют» экспертизами, не ставя в известность коллег. Это, собственно, и заставило академию заняться надзором за экспертами, ведь, согласно закону, РАН — высшая экспертная организация в стране. По итогам рассмотрения доклада Дубровского комиссия РАН заявила в своей резолюции, что требуются меры «…как для защиты репутации и независимости академического сообщества, так и для исправления негативной практики со специальной судебной экспертизой в российском правоприменении».
Публикуем материал Дмитрия Дубровского, который специально для «Новой газеты» оценил работу экспертов по делу блогера Владислава Синицы, попавшего в тюрьму за высказывание в твиттере о детях силовиков.
Андрей Заякин — «Новая газета»
Когда высокопоставленный чиновник призывает в ответ за раненого омоновца «размазать печень митингующих по асфальту», кажется, ни у кого не возникает вопросов об ответственности за высказывание, призывающее к насилию по отношению к социальной группе «митингующие». Действительно, не может же пресс-секретарь российского президента быть экстремистом? Экстремисты — это те, кто пишет какие-то твиты и посты в интернете, это по умолчанию — «оппозиция», то есть, практически все, кто так или иначе критикует начальство.
Как когда-то чеканно выразился глава Фонда защиты гласности Алексей Симонов: «Экстремизм — это несогласие с мнением начальства, выраженное в резкой форме».
Сейчас происходит завершение процесса, который начался довольно давно, когда в начале 2000-х годов в список преступлений экстремистской направленности попали не только те из них, что и в Европе считаются экстремизмом — всякого рода насильственные и ненасильственные действия, нарушающие расовые, этническое и религиозное равноправие, — но и разнообразные действия, направленные гипотетически против конституционного порядка и существующего государственного строя.
Если поначалу жертвами таких законов были, например, члены запрещенной в России НБП, то теперь — блогеры. И если раньше для обвинения в экстремизме надо было все-таки захватить приемную президента, то теперь достаточно такого твита, который был бы определен как «призыв к насильственным действиям против какой-либо социальной группы».
Под социальной группой стала пониматься либо полиция, либо любые другие представители власти, или даже «власть в целом».
Начало этому процессу положило уже подзабытое дело Саввы Терентьева, который эмоционально предложил сжигать коррумпированных «ментов» на площади — и тут же был обвинен в разжигании социальной розни. Группа экспертов, состоящая из четырех психологов, социолога и историка, представлявшие на тот момент Казанский педагогический институт, Академию госслужбы и Сыктывкарский госуниверситет, пришли к выводу, что «содержание текста направлено на возбуждение ненависти и вражды по отношению к группе лиц — милиционерам и их представителям».
Терентьева признали виновным, а Верховный суд Республики Коми в 2008 году утвердил такое понимание социальной группы, в которой представители государства де-юре стали социальной группой, в отношении который возможно разжигание вражды и розни. Такого рода представление привело потом и к осуждению журналиста Ирека Муртазина, которого обвинили в разжигании социальной розни к социальной группе — «региональная власть Татарстана». Заключение по делу дала Оксана Грунченко — кандидат филологических наук, сотрудник Института русского языка имени Виноградова. Муртазина на основании этой экспертизы приговорили к реальному сроку заключения.
Показательно, что Европейский суд по правам человека в 2018 году посчитал такое осуждение нарушением статьи 10 Европейской конвенции по правам человека, хотя и согласился с тем, что в рамках отсутствия толкования «социальная группа» полиция могла рассматриваться государством как группа, подлежащая защите в рамках 282-й статьи. Ранее, в 2017 году, тот же суд вынес постановление по делу главы Общества российско-чеченской дружбы Станислава Дмитриевского, который был осужден в 2006 году на два года условно за публикацию письма Аслана Масхадова.
В деле Дмитриевского была использована экспертиза филолога, сотрудника кафедры русского языка Нижегородского государственного лингвистического университета Ларисы Тесленко, в которой
социальными группами, в отношении которых журналист разжигал рознь и ненависть, были названы ни много ни мало «руководство Российской Империи» и «безумный кремлевский кровавый режим».
ЕСПЧ посчитал, что при рассмотрении этого дела не только нарушен принцип свободы слова, но и, что важно, экспертиза не соответствовала требованиям российского законодательства.
Экспертизу по делу блогера Владислава Синицы проводили сотрудники «Центра социокультурных экспертиз» Александр Тарасов и Наталия Крюкова.
Этот центр хорошо известен тем, кто интересуется политической историей России. В послужном списке его сотрудников — экспертизы по делам Pussy Riot, «Свидетелей Иеговы» и историка Юрия Дмитриева. Всякий раз эти эксперты выступают исключительно на стороне обвинения.
Как однажды чистосердечно заявил в одном из процессов один из ведущих экспертов этого центра, доктор культурологии Виталий Батов, он «всегда делает то, что хочет от него заказчик».
Эти эксперты, выросшие в недрах Института культурологии, довольно часто готовят экспертизы, поражающие своей новизной и глубиной прочтения. Так, Наталия Крюкова (преподаватель математики начальных классов по базовому образованию) и тот же Виталий Батов известны, в частности, экспертизой, в которой фраза «убей в себе раба» была признана экстремистской. Не менее поразительны и другие их работы, всякий раз исполняющие любые капризы следствия, в которых полиция и иные сотрудники государственных органов представали исключительно как «cоциальная группа».
Полагаю, что возмущение экспертного сообщества абсолютным и запредельным бесстыдством, с которым эксперты центра обслуживают обвинительную сторону, уже привели к некоторому ограничению их когда-то всесильного влияния в Москве, и теперь они чаще делают экспертизы по заказу регионов. Но в случае с блогером Синицей, видимо, оказалось, что только эксперты этого центра согласны подписать настолько чудовищное заключение.
Действительно, отдельно вырванная из контекста фраза блогера звучит не очень этично и даже угрожающе, однако международные стандарты и Европейский суд постоянно призывают оценивать не только само высказывание, но и его контекст, размер аудитории, оценку потенциальной угрозы.
Конечно, эксперты Наталия Крюкова и Александр Тарасов получили недвусмысленное задание — прямо в тексте экспертного заключения они честно признаются, что у следствия возникла необходимость исследовать высказывание блогера Синицы на предмет
- «наличия признаков призыва пользователей — широкого круга лиц, применять насилие в отношении близких родственников сотрудников правоохранительных органов, призывов к похищению детей исключительно сотрудников правоохранительных органов с последующей расправой над ними, иных признаков возбуждения вражды и ненависти ко всем сотрудникам правоохранительных органов и членам их семей».
Тут мне сразу вспомнилась старая шутка: правильный вопрос преподавателя истории должен выглядеть так: «Между кем и кем были греко-персидские войны?»
В общем, в ответ на настоятельную просьбу следствия эксперты — кандидат педагогических и политических наук соответственно (то есть ни одного лингвиста) — немедленно выдали заключение.
«Немедленно» — это не фигура речи, заключение подготовили за рекордных четыре дня.
Само заключение состоит из 20 страниц, а то, что авторы называют «анализом», занимает четыре страницы. Блогер Синица в ответ на реплику пользователя «Голос Мордора», где протестующие описываются как «трусливые дрищи», которым не следует задирать полицию, поскольку «в следующий раз они [полицейские] не будут такими добрыми и вежливыми», отвечает, что такого рода действия могут иметь и последствия в виде возможной мести. Обсуждается совершенно гипотетическая ситуация возможной мести в ответ на возможную эскалацию насилия в отношении протестующих.
Но эксперты Крюкова и Тарасов немедленно квалифицируют упоминание полиции в тексте Синицы как прием манипуляции — создание «образа врага», а затем обобщают, что
- «негативное отношение к этой группе пользователь <…> выражает в форме вербальной агрессии и стеба, которые демонстрируют деструктивное поведение, противоречащее нормам существования в обществе, наносящее моральный и физический (так в тексте! — прим. ред.) ущерб окружающим, а также вызывающее психологический дискомфорт других коммуникантов».
Специалисты АНО «Судебный эксперт» филологи Мария Куликова и Александр Карагодин в своем альтернативном заключении, которое предоставила сторона защиты, как раз и указывают на то, что высказывание по поводу детей является, прежде всего, воображаемым, там отсутствует категория призыва к подобным действиям; более того, речь идет о спонтанном реактивном высказывании, которое было результатом провокации в тексте пользователя «Голос Мордора», предсказывающем насилие в отношении протестующих со стороны полиции.
Никакого противопоставления в самом высказывании нет, и потому невозможно рассматривать его как реальный призыв к действию.
Однако наличие альтернативного заключения вовсе не смутило судью, который привычно — а это очень распространенная ситуация, — никак не оценивая содержание заключений, видимо, «по внутреннему убеждению», полагает, что заключение кандидата педагогических наук Крюковой и политолога Тарасова «объективно», а вот двух практикующих филологов — нет.
Можно только предсказать, что когда этот текст дойдет до Европейского суда по правам человека — а он явно дойдет, поскольку никакой надежды на наши вышестоящие судебные органы нет, — Россия в очередной раз, как это уже было в предыдущих делах, не только проиграет с треском, но еще и получит очередной комментарий по поводу качества и содержания экспертизы, которую принимают российские суды.
Любопытно, что после проигрыша Россией дела Дмитриевского эксперт Тесленко (по заключению которой журналист разжигал рознь и ненависть в отношении «руководства Российской империи») перестала быть экспертом Министерства юстиции: просто не прошла очередную переаттестацию. Видимо, Министерство юстиции все же интересуется качеством своей экспертизы.
А вот Следственный комитет России, который недавно получил право производства специальной судебной экспертизы, в реальных делах демонстрирует такое качество экспертных заключений, на которое должно бы реагировать и само ведомство, и суд. Полагаю, впрочем, что дело Синицы, учитывая ситуацию, быстрее дойдет до ЕСПЧ, и экспертизы, положенные в его основание, получат должную юридическую оценку.
Синица в руках закона