Сто лет назад построить «другую Россию» вне исторической родины у «белых русских» не вышло – не возникло даже единой культурной диаспоры за рубежом. Единицы добились успеха – Бунин, Зворыкин, Понятов, Сикорский, кто-то вернулся – Вертинский, Толстой, Куприн, Эренбург. Так что, по сути-то, тот «философский пароход» утонул. А этот, нынешний?
«Россий опять стало две, – рассуждает писатель Борис Акунин***** (внесён Росфинмониторингом в список террористов и экстремистов, а также признан Минюстом РФ иноагентом). – Очень многие – на обеих половинах – не могут или боятся это осознать». «Российский мир опять, как век назад, раскололся, будто льдина, и две её половины, большая и малая, стремительно отдаляются друг от друга. Просто раскол произошёл менее драматично, без давки на последний пароход». Определённо не в наших силах переписать историю, втащив назад в советскую реальность Рахманинова с Шаляпиным. Но где-то в душе мы ведь всё ещё об этом жалеем, не так ли? Хорошо бы, пожалуй, это отметить где-то у себя на подкорке – и не забывать об этом.
То, что кус эмигрантский несладок, напоминает оставшимся актриса Чулпан Хаматова. «Здесь (в эмиграции. – Ред.) нас никто не ждёт, мы никому не нужны. И если ты хочешь, чтобы у твоих детей был кусок хлеба и какая-то одежда, значит, ты будешь работать таксистом, курьером, кем угодно». Хаматова за границей играет в спектаклях, а заодно даёт частные уроки по актёрскому мастерству. Явно не пропадёт, талантливая ведь актриса. Между тем Хаматова признаётся, что ей «грустно смотреть на коллег, оставшихся в России», углубляя тем самым пропасть между нею самой, уехавшей, и ими. «Всем грустно, – иронизирует, в свою очередь, писатель Захар Прилепин. – Хаматовой – смотреть на коллег. Коллегам – смотреть на Хаматову. Ничего. Это не самая большая грусть на свете». Прилепин в своём интернет-дневнике ведёт счёт уехавшим, отмечая хештегами, кто «за них», а кто «за нас». Он тоже, как и Хаматова, углубляет пропасть. Как там у Роджера Уотерса в его «Стенке»: «Конечно, мама тоже помогала строить стену». Она была хорошая и любила своего ребёнка, просто так вышло.
Но Хаматова хотя бы не делает резких движений – в отличие от своей коллеги Татьяны Лазаревой (признана Минюстом иноагентом). А та признаётся, что, когда слышит «об атаках украинских беспилотников на российские города» – «это ужасно, но я радуюсь». Раньше такое заявление могло бы остаться без внимания – теперь же у Лазаревой есть все шансы схлопотать на Родине срок. Что, в свою очередь, отрежет ей все отходные пути. Ещё дальше выбранная дорожка уводит таких, как историк Тамара Эйдельман* (признана Минюстом иноагентом). Накануне она выложила на YouTube лекцию о Степане Бандере, доказывая, что с лидером украинских нацистов «не всё так однозначно». Похоже, успел наговорить себе на срок и поэт Сергей Гандлевский: «Народ, как и человек – как мы с вами, – может низко пасть. Украина побеждает и победит – дай ей Бог! Она имеет полное право на месть и ярость. Но русским надо взывать к милосердию Украины, как немцам надо было взывать к милосердию победителей».
В белой эмиграции ходила такая байка: мол, поэт Дмитрий Мережковский как-то в сердцах выговаривал своей супруге Зинаиде Гиппиус, что давно бы вернулся в Советскую Россию, когда бы не её ядовитые публикации, отрезавшие ему дорогу назад. Воистину, всё повторяется. Важно помнить и то, что обе культурные России – советская и эмигрантская – в конечном итоге-то выжили. И всё-таки встретились, только спустя много лет, во второй половине 80-х годов.
Захар Прилепин, писатель
– В марте исполнилось бы 135 лет Александру Вертинскому, эмигранту, вовремя одумавшемуся и вернувшемуся на Родину. Вертинский, пожалуй, единственный наш автор-исполнитель, чьи песни остаются актуальными более сотни лет. Он эмигрировал вместе с Белой армией в ноябре 1920 года из Севастополя. Жил в Европе, в Палестине, в США, в Китае, неоднократно просил советское правительство позволить ему вернуться, и в 1943 году ему дали право на въезд. В 1951 году он получил за одну из киноролей Сталинскую премию. Пишут, что это была «единственная его советская награда». А сколько наград должны были ему вручить?! Сталинская премия – это абсолютное признание. Она в СССР весила, как Нобелевская и «Оскар», вместе взятые. И ещё это – в случае Вертинского – 50 тыс. рублей. При средней зарплате по стране 450 рублей. Советские наркомы получали в среднем 700 рублей. Он жил в центре Москвы в собственной отлично обставленной квартире на Тверской, давал концерты в лучших залах страны, и на эти концерты было не пробиться. Он находился внутри культурной элиты, даже если ему самому могло показаться, что внимания ему недостаёт.
Есть и те, кто уехал, но вернулся. Помыкавшись по заграницам пару-тройку месяцев, в Москву прилетела «анфан-террибль» Настя Ивлеева. И вот уже афиши сообщают, что она даёт совместный концерт в Мелитополе – с Олегом Газмановым и Шаманом. Концертный тур по Донбассу вернул на телеэкраны Филиппа Киркорова – он снова блистает на телеэкранах. Но Ивлеевой, похоже, не повезло – теперь её нещадно критикуют не только гламурные товарки из числа уехавших. Появление Ивлеевой в Запорожской области «было бы воспринято запорожцами как оскорбление», отмечает местный политик Владимир Рогов. Концерт, похоже, не состоится. Но, похоже, состоялась «отмена» Ивлеевой. Что для неё чревато финансовыми потерями. «Всё-таки в былые времена Шаляпин и Вертинский могли десятилетиями жить за границей и не нищенствовать, – ёрничает Прилепин. – Тут Лёва из «Би-2» (Егор Бортник***; признан Минюстом иноагентом) сообщил, что они банкроты, и эта новость симптоматична. Потому, что «Би-2» очень востребованная и популярная группа. Была. И не думаю, что, если б они завтра поехали по России, их бы ждали пустые залы. Только в ближайшее время они точно никуда не поедут в России. И уж если даже их не прокормила святая заграница, сложно себе представить, как она прокормит всех остальных – Покровского (признан Минюстом иноагентом), Галкина (признан Минюстом иноагентом), Оксимирона**** (Мирон Федоров; признан Минюстом иноагентом), Касту, Земфиру** (признана Минюстом иноагентом), Макаревича (признан Минюстом иноагентом) или Гребенщикова (признан Минюстом иноагентом)».
Впрочем, если судить по сайтам указанных артистов, концерты у них расписаны по всему миру на несколько месяцев вперёд. А вот с тем, что в Россию они не вернутся, поспорить можно вряд ли. Даня Милохин сдуру вернулся однажды, так в тот же день был вынужден эвакуироваться, втридорога купив себе билет на самолёт. А история с задержанием «Би-2» в Таиланде семафорит о том, что за уехавшими пристально наблюдают. Пожалуй, не один лишь Прилепин.
Регулярно выезжая за рубеж из Советской России и часто бывая в центрах тогдашней белой эмиграции, Париже и Берлине, поэт Владимир Маяковский нередко пересекался с коллегами-эмигрантами. Но даже он, при всей своей одномерности главного официозного советского поэта, разделял «эмигрантов-врагов» и эмигрантов, как он сам отмечал, «по несчастью». Маяковский неоднократно участвовал в благотворительных балах в Париже «в пользу нуждающихся художников», внося посильную лепту. Вот очерк «Моё открытие Америки»: «На двух лодках два гаванца ругались на чистом русском языке. «Куда ты прёшь со своей ананасиной, мать твою?!» И хотя из великого множества написанного Маяковским об эмиграции на первый план выведены лишь эти строки: «По Берлину, закручивая усики, ходят хвастаются – патриот, русский! Будьте прокляты! Вечное «вон!» им. Всех отвращая иудьим видом, французского золота преследуемые звоном, скитайтесь чужбинами вечным жидом!», в памяти и другие строки, например из очерка «Париж», в котором поэт сетует на обнищание российского культурного слоя, и материальное, и духовное. Маяковский не без горечи отмечал, что бывшие сливки общества легко трансформировались «в официантов и статистов». Настоятельно рекомендую исследовательскую работу Николая Михайленко «Осмысление феномена эмиграции в агитационном творчестве В.В. Маяковского» – там много такого, как будто из дня сегодняшнего. К чему это было: задержавшись в эмиграции, «белые русские» в итоге мутировали «ан масс». И в Советской России это было слишком заметно.
Белая эмиграция, напомню, уезжала из России не навсегда – так, во всяком случае, казалось большинству уехавших. Вот не станет сатрапа Ленина – вернёмся, рассуждали они. И в 1924 году Ленина не стало. «Надежды на скорый крах режима (опять-таки как 100 лет назад) не оправдываются, – убеждает Акунин (внесён Росфинмониторингом в список террористов и экстремистов, а также признан Минюстом иноагентом). – Чемоданы надо распаковывать и готовиться к тому, что это надолго». Но что же станет с теми, кто решится распаковать чемоданы? Писатель, в общем-то, лёгкой жизни не обещает: «Те, кто моложе, или активнее, или профессионально космополитичней, с разной степенью успешности ассимилируются. Те, кто старше возрастом и кто профессионально привязан к языку и культуре, будут грустно петь «пока не меркнет свет, пока горит свеча» – и поддерживать этот огонёк, сколько хватит жизни и сил». «Эмигранты будут умиляться на любые живые проявления подцензурной культуры – как Набоков на Окуджаву. Россияне – тайком передавать друг дружке «тамиздат». Какая же всё это тоска, дамы и господа!»
Тут ведь что ещё важно: постепенно заполняются культурные ниши, которые высвободили уехавшие. Занимают их творцы, скажем прямо, разного качества, случается, что и несопоставимого по таланту. Тем не менее вернуться в кем-то занятую нишу будет весьма проблематично – особенно в сфере культуры. Если условных «физиков» хоть куда-то в итоге пристроят (возвращаются же учёные из-за границы), то «лирикам» явно не светит. Актриса Варвара Шмыкова эмигрировала в Европу. «Когда началась спецоперация, мы стали меньше общаться, а потом стало всё совсем плохо, – откровенничает она. – Мама назвала меня предательницей. Сейчас мы с мамой не общаемся. В ближайшее время я точно не вернусь в Россию». Этот разлом – он ведь не только со страной, он значительно глубже и страшнее. И безысходнее.
Сможет ли «культурная эмиграция» найти себя за границей?