Ленинский лозунг о том, что для большевиков «важнейшим из искусств является кино», в отличие от многих других всё же был претворён в жизнь. В СССР были созданы киношедевры, признанные миром, а внутри страны на общем ущербном фоне социалистической экономики кинотеатры демонстрировали фантастическую прибыль. Однако вождь имел в виду совсем другое – он хотел использовать экран для создания посредством кино нового мира и человека. И именно здесь его последователи потерпели фиаско.
Хотя контролировали «наиважнейшее искусство» даже строже, чем что-либо другое. Под надзором оставалась любая деталь – от замысла произведения до выражения глаз актёров в кадре. В знаменитом фильме «Начало» Глеба Панфилова показано киноначальство, которое бесцеремонно вваливается на съёмочную площадку, отсматривает черновые материалы и даже даёт указания, как вести себя актёрам на публике после премьерного показа. Выглядит это весьма показательно, если учесть, что Сталин лично отсматривал все выходящие на экран фильмы, а многие даже «продюссировал».
Но тотальный контроль ведёт к тому, что из-за мелочей начинаешь упускать главное. Антисоветчину искали в артхаусном авторском кино, приравнивая к ней непонятность, заумность, сложность кинематографического языка – считалось, что у человека советского всё должно быть ясно, как в соцобщепите: первое, второе, компот. Поэтому непримитивные, талантливые и глубоко советские фильмы, такие как «Комиссар» или «Проверка на дорогах», отправлялись на десятки лет на полку. Реальную же антисоветчину надо было искать совсем в других картинах – тех, которые считались правильными и поднимались как знамя.
Взять хотя бы фильм «Поднятая целина» Александра Иванова, снятый по роману Михаила Шолохова. Вот один из главных героев – хуторской партийный вожак Нагульнов. Освобождённый, то есть ничем больше не занятый, кроме партийной работы. И это на ячейку из трёх коммунистов! В труде не преуспел, его жена открыто путается с кулаком. В общем, лузер. Но при власти и при нагане, которым загоняет хуторян в колхоз. Председателем колхоза присылают из города рабочего Давыдова, который в сельском хозяйстве не разбирается совсем. Зато тут же становится добычей похотливой парторговской жёнки. А секретарь райкома тупо выполняет указания сверху и мгновенно перестраивается под новые. Вообще всё советское начальство выведено под стать этому секретарю. Оно разговаривает на номенклатурной фене: «проработать кандидатуру», «есть мнение». Флюгерит. Конечно, сюжетно-традиционно наверху есть вдумчивые благородные люди, которые всё поправят. Но в частности, а не в целом. Мгновенные перестройщики так с экранов и не сошли. А в жизни загубили последнюю горбачёвскую перестройку.
Или взять чекиста без страха и упрёка из фильма «Ошибка инженера Кочина». Он подозрительно воспринимает эмоциональную реакцию героя о гибели соседки: «Почему вас так волнует её судьба?» Действительно, подумаешь – умерла. Пропал Ефим, и хрен с ним… А начальник Чукотки из одноимённого фильма на слова о том, что нельзя стрелять в человека, кричит: «Это не человек, это беляк!» Отдельные люди превратились в человеческий материал, который можно безнаказанно утилизировать или принуждать к безусловному служению нереализуемой идее. Передавая её абсурдность, талантливые кинематографисты добились только того, что призванные стать кумирами для подражания персонажи стали героями анекдотов вроде «Встретились как-то Ленин, Штирлиц и Чапаев».
Зато негативные персонажи воспринимались на полном серьёзе и с симпатией. Даже преступники. Потому что выглядели они как сильные личности с куда более привлекательной, чем официальная, жизненной философией. Произошло это вынужденно – не на борьбу же с какой-то шушерой было направлять советских правоохранителей. И гениальные актёры воспользовались шансом. Вот Гафт в роли вора Батона выставляет на посмешище пропагандистскую демагогию о правах советского человека. В таком же амплуа в другом фильме он насмешливо говорит призывающему к исправлению бывшему подельнику: «Парторгу расскажешь». И люди в кинотеатре понимали, что тот имеет в виду.
А персонажи, которые «умели жить», паразитируя на врождённых изъянах советской системы, так совсем выглядели обаяшками. Как, например, Дима Семицветов в исполнении Миронова в рязановском «Берегись автомобиля». Или постоянно лгущая Света из фильма «Время желаний», воплощённая прекрасной Алентовой. Они рушили уравнительную систему, не плыли по течению. Были, правда, и другие. Как проводник из предперестроечного «Вокзала для двоих» того же Рязанова. Тупое, необразованное хамло. Будущий бенефициар рыночных отношений.
В свою очередь, показанные с положительной точки зрения «лишние люди» вызывали сочувствие. Герой «Полётов во сне и наяву», что называется, мается дурью. Мол, во всём виновата система, а не он. Хотя её вина по отношению к нему только в том, что предоставляет возможность не работать, а валять дурака или «искать себя». В рыночных условиях такие люди дружно принялись с ностальгией вспоминать старые времена, когда можно было постоянно бухать на работе в шарашке «Напрасный труд». Их оказалось особенно много на обочине рыночных отношений.
При этом советское кино честно предупреждало правителей о трещинах самой лучшей в мире системы, по которым она однажды может лопнуть. И сигналы эти появлялись совсем не в тех редких фильмах, где бичевались недостатки. Взять «Три тополя на Плющихе» – фильм о нежных, трогательных чувствах. Что мы видим в нём? Между селом героини фильма и Москвой всего 300 километров. Но разделяет их не только непролазная дорога, а века. Из столицы она везёт детям карандаши, а себе платье, потому что в селе ничего этого нет. Сельский пастух выглядит как будто сошедший с полотен вековой давности. А по Москве гуляют длинноволосые парни, которых героиня принимает за девушек. Здесь же прообразы гастарбайтеров и интердевочки, которая не была в Париже, но знает, что там утром суетно. И лучшая в школе ученица по французскому, не понимающая ни слова в простенькой песенке. И её отец, которого в деревне не любят, потому что он не пьёт – стало быть, пьянство там повальное. И два символа советской экономики: поливающий тротуар перед ливнем рабочий, потому что так ему предписывает план, и грузовик с битой колхозной капустой рядом с чемоданом, набитым ветчиной с личного подворья.
Красноречив в советских фильмах и видеоряд. Лужи, замызганные автобусы, улицы, на которых можно снимать сцены из далёкого прошлого. Такой убогий быт рождал убогую бытовую культуру. И она пробилась на киноленту. Герои часто не разговаривают, а кричат, без повода гогочут. Не иначе чтобы отделяться от «классово чуждых». Лузгают семечки на пол. Редко едят ножом и вилкой. Пьют из крана и чайника. Окурки бросают куда придётся, один персонаж даже стряхивает пепел в аквариум с рыбками. Героиня «Иркутской истории» пьёт пиво из горлышка и швыряет бутылку в реку. Забавный эпизод есть в фильме «Подкидыш». Взрослый мужчина с дореволюционным воспитанием говорит пятилетней девочке «вы». А она, как продукт соцвоспитания, ему тыкает в ответ. Вообще старый мир, как ни старались его изуродовать, часто представлял новый не с лучшей стороны. А в фильмах про «царизм» люди ели блюда, не только вкус, но и название которых советский человек просто не знал.
Ещё более страшный удар по советскому строю наносило бичевание загнивающего Запада. Зрители реагировали не на язвы капитализма, вскрываемые в картинах, а на антураж: машины, одежда, кафе. Помните культовый «Судьба резидента»? Талантливый физик тайно покупает валюту, чтобы с заграничного конгресса привезти своей девушке одежду, и из-за этого попадает в лапы иностранной разведки. Поневоле возникает вопрос: почему талантливый учёный едет за рубеж как нищий? И почему он не может купить одежду внутри страны? Всё ли тогда нормально с этой страной?
Советско-антисоветское кино закончилось. В новом кино с прежней периодичностью и качеством смогли работать немногие его творцы. Один из них – Станислав Говорухин – снял фильм «Конец прекрасной эпохи», где при всей её красоте эпоха одновременно предстаёт и уродливой. Почему так яростно о ней сегодня спорят? Несмотря на тотальный контроль, советское кино честно показало контрасты трагического времени. Рассказало о счастливых людях в несчастной стране.
Как советское кино стало таким и как коммунисты это проморгали