За последние пару месяцев дебаты в Германии по фискальной и монетарной политике приняли интересный оборот. Старые, глубоко укоренившиеся экономические догмы, в том числе что государственный сектор должен стремиться генерировать бюджетный профицит, независимо от макроэкономических условий, начали пересматриваться.
Экономическая ситуация быстро меняется в худшую сторону. Немецкая экономика — долго время являвшаяся локомотивом роста еврозоны – начинает замедляться. Существует высокая вероятность, что это замедление завершится серьезным кризисом.
Основной проблемой, конечно же, является неопределенность, проистекающая из крайне спорных условий глобальной торговли. В первую очередь она создает проблемы для стран с открытой экономикой, таким как Германия и ее соседи, которые глубоко интегрированы в производственно-сбытовые цепочки.
Рост напряженности в мировой торговле нанесет по Европе двойной удар: опосредованно через Китай и напрямую, например, через объявленные США тарифы, после недавнего решения ВТО о господдержке европейской аэрокосмической группы Airbus. Вероятно, ЕС не останется в долгу? и в ответ на тарифы Вашингтона введет свои.
Прошли хорошие — или, для некоторых, плохие — времена многосторонних торговых соглашений. Сегодня тарифные и нетарифные барьеры снова в моде, отчасти потому, что значительные двусторонние торговые дисбалансы, превышающие определенный уровень, неизбежно вызывают у некоторых политиков защитный рефлекс. Они стремятся обезопасить внутренние рынки в интересах отечественных производителей и их работников (часто на региональном уровне). Торговля, в отличие от технологических сбоев, имеет перераспределительные последствия, которые политики игнорируют на свой страх и риск, и, следовательно, подразумевается необходимость корректировки и структурных изменений.
Следовательно, устойчиво большие профициты счета текущих операций Германии, которые превышают 6% ВВП, вызывают растущую напряженность в отношениях с другими избыточно импортирующими странами, особенно с США, которые должны иметь соразмерно большой, компенсирующий дефицит по счету текущих операций.
Учитывая высокий риск рецессии в Германии, очевидным, на первый взгляд, ответом будет использование как фискальной, так и денежно-кредитной политики — двух макроэкономических служанок, как их описал американский экономист Артур Окун.
Фискальная и денежно-кредитная политика неизбежно влияют на экономическую активность, это влияние экономист Джеймс Тобин назвал «общей воронкой». Дискуссии по экономической политике в еврозоне часто игнорируют эту взаимосвязь. Признание этого, однако, оставило бы критикам намного больше пространства для измывательств над ЕЦБ.
В федеративном государстве верховный уровень правительства, часто отвечающий за большую часть государственных расходов, как правило контролирует и реализацию фискальной политики, целью которой является противодействие замедлению. Эти меры стабилизации могут быть автоматическими, поскольку доходы и расходы бюджета колеблются в зависимости от периода экономического цикла. Или они могут быть активными, намеренно повышая внутренний спрос с целью вернуть экономику в нужное русло. Между тем вторая «служанка» регулирует ставки политики и/или доступ к средствам для достижения той же стабилизации.
Именно здесь специфические факторы еврозоны усложняют ситуацию. ЕС (и тем более еврозона) — это больше чем конфедерация, но гораздо меньше чем федерация. Таким образом механика общей воронки различна. Теоретически государства-члены еврозоны, будучи монетарными суб-суверенами, должны выполнять функцию финансовых стабилизаторов. Но на практике они этого не делают, либо потому что ограничены квазиконституционными правилами «фискального договора» ЕС, либо их уязвимые финансы государственного сектора ограничивают их долговыми рынками. В то же время другие правительства еврозоны, возможно, не видят необходимости в антициклических фискальных мерах, даже если у них есть фискальное пространство для их введения.
Это перекладывает большую часть обязанностей по стабилизации на Европейский центральный банк, который не уполномочен сглаживать результаты. Деловой цикл влияет на политику центрального банка только косвенно, влияя на потребительские цены.
Но ЕЦБ почти исчерпал свои инструменты нетрадиционной денежно-кредитной политики, такие как крупномасштабные покупки ценных бумаг и отрицательные процентные ставки. Приводя доказательства чистых выгод этих инструментов, ЕЦБ признал их потенциальные негативные побочные эффекты, такие как потенциально неблагоприятное влияние на устойчивость банковского и страхового секторов еврозоны. Президент ЕЦБ Марио Драги поэтому справедливо призвал национальные правительства, у которых есть возможность для маневра, взять на себя часть бремени по стабилизации путем предоставления налоговых и бюджетных стимулов.
Невыполнение этого требования загоняет ЕЦБ в угол и подрывает его независимость, поскольку не учитывает избыточные мощности в банковском секторе Европы. Это сфера фискальной политики, и она будет иметь бюджетные последствия. К сожалению, принуждение ЕЦБ к использованию своего баланса (обеспечение ликвидности на более длительные периоды для решения проблем платежеспособности) несравнимо более привлекательно для многих национальных политиков.
Хорошей новостью для ЕЦБ является то, что власти, в том числе в скромных Нидерландах, снова обсуждают антициклическую фискальную политику. Очевидно, разумные люди могут иметь разные взгляды. Действительно, большинство предложений по борьбе со спадами всегда были противоречивыми, и теперь баланс в еврозоне, наконец, меняется.
К сожалению, текущая политика в ведущих государствах-членах еврозоны, включая Францию и Германию, обращена вовнутрь. Это делает еврозону, и особенно ее более слабых членов, более уязвимыми.
Рост напряженности в мировой торговле нанесет по Европе двойной удар