Европейский Союз и Китай обнародовали новые подробности Всеобъемлющего соглашения по инвестициям, которое они заключили в декабре. На бумаге участники переговоров добились определенного прогресса в таких важных областях как доступ к рынкам, либерализация инвестиций и устойчивое развитие. Но может ли дополнительное двустороннее соглашение действительно урегулировать экономические отношения с сегодняшним Китаем?
Безусловно, ЕС обеспечил доступ к рынкам в важных секторах, включая электромобили, облачные вычисления, финансовые услуги и здравоохранение, в основном за счет ослабления ограничений. Но подробные приложения к соглашению еще не обнародованы, и еще неизвестно, сколько из этих обязательств являются совершенно новыми. Вполне возможно, сделка в значительной степени кодифицировала шаги, которые Китай уже предпринял для расширения доступа на рынок, либо через свои собственные инвестиционные законы и правила, либо на разовой основе.
Более того, хотя ограничения капитала создают серьезный барьер для доступа на рынок, они далеко не единственные. Иностранные компании часто сталкиваются с рядом других нормативных препятствий, которые они могут преодолеть, только получив одобрение от нескольких китайских правительственных агентств, что часто требует времени и разочаровывает. Согласно последнему опросу Американо-китайского делового совета, проведенному весной прошлого года, получение лицензий и связанных с ними разрешений — шестая по величине проблема, с которой сталкиваются американские компании при работе в Китае.
В любом случае, содержание соглашения — это только часть истории: Китай часто игнорирует свои двусторонние обязательства. Показательный пример — Австралия. Несмотря на всеобъемлющее двустороннее соглашение о свободной торговле, Китай недавно ввел ограничения на импорт австралийского вина, ячменя и угля. Китай не согласен с решением Австралии запретить китайскому гиганту Huawei доступ к своей сети 5G и его призывами к независимому расследованию причин пандемии Covid-19.
Австралия — не единичный случай. После решения Южной Кореи в 2016 году разместить американскую систему противоракетной обороны в пределах своих границ Китай ввел жесткие экономические санкции, несмотря на двустороннее соглашение о свободной торговле, которое вступило в силу в прошлом году. Если китайские власти не колеблясь отказываются от своих торговых обязательств, какой в них смысл?
Попытка устранить рыночные перекосы, вызванные практическим подходом китайского правительства к управлению экономикой, также сомнительна. Поскольку китайские фирмы получают крупные субсидии и другую официальную финансовую помощь, иностранным компаниям становится все труднее конкурировать как в Китае, так и в третьих странах.
Эта тенденция будет сохраняться. В июле прошлого года президент Си Цзиньпин пообещал «усилить финансовую поддержку участников рынка» и отметил, что государственные предприятия (ГП) «должны играть ведущую роль в стимулировании развития всех видов добывающих и перерабатывающих предприятий».
Чтобы устранить эти перекосы, договор включает положения о повышении прозрачности субсидий, связанных с услугами. Но существующий механизм обсуждения других вредных субсидий — в чем заключаются некоторые из самых серьезных проблем — не имеет юридической силы.
Более того, хотя нормы в отношении госпредприятий более строгие, чем правила, установленные Всемирной торговой организацией, они далеко отстают от констант, содержащихся во Всеобъемлющем и прогрессивном соглашении о Транстихоокеанском партнерстве. Более жесткие положения в этих областях необходимы для придания смысла любому торговому и инвестиционному соглашению с Китаем.
Последняя критическая слабость нового договора связана с положениями о труде в разделе об устойчивом развитии. В частности, Китай дал лишь расплывчатое и не имеющее юридической силы обещание «прилагать постоянные и устойчивые усилия» для достижения ратификации двух соответствующих конвенций Международной организации труда, касающихся принудительного труда.
Не заблуждайтесь: учитывая высокоцентрализованное правительство Китая, его лидеры могли бы быстро ратифицировать конвенции МОТ. Они просто не хотят. Китайские лидеры последовательно сопротивлялись международным обязательствам, разрешающим навязчивые проверки, в том числе в ответ на все более ужасающие сообщения о принудительном труде мусульман-уйгуров в Синьцзяне.
Поскольку проблема принудительного труда, как сообщается, решалась последней на переговорах между ЕС и Китаем, кажется очевидным, что заключение сделки потребовало от ЕС уступить в этом жизненно важном вопросе прав человека. И для чего? Это скромное и постепенное соглашение принесет Европе лишь ограниченную экономическую выгоду.
Соглашение могло иметь смысл в 2013 году, когда начались переговоры. Но оно определенно не в состоянии справиться с вызовом, который Китай бросает сегодня мировой экономике. Напротив, оно может укрепить позиции Китая в отражении международных призывов к конструктивным реформам. В конце концов, он был заключен незадолго до инаугурации президента США Джо Байдена, несмотря на сигналы тревоги со стороны команды нового главы Белого дома. В этом смысле подписание документа может осложнить усилия новой администрации США по созданию коалиции стран-единомышленников для решения проблем, создаваемых Китаем.
После четырех лет реализации программы Трампа «Америка прежде всего» понятно, что некоторые в ЕС хотят продемонстрировать, что блок имеет «стратегическую автономию» и способен действовать самостоятельно. Но, если судить по истории, ни одна экономика не может заставить Китай изменить свое поведение — от чрезмерных субсидий и избыточных производственных мощностей до нарушений прав человека. Коллективный подход, основанный на эффективном трансатлантическом сотрудничестве, по крайней мере имеет шансы на успех.
Всеобъемлющее соглашение об инвестициях между ЕС и Китаем подписано слишком поздно