О текущих проблемах и препятствиях на пути к светлому будущему технологий накопления энергии в РФ рассказал “Ъ” зампред правления УК «Роснано», председатель наблюдательного совета ассоциации «Совет рынка» Юрий Удальцов.
— Можно ли говорить о том, что накопление энергии — это технология, которая уже в ближайшее время начнет массово проникать в энергетику?
— Распространение технологии занимает годы. Нужно сделать опытно-промышленный проект (demoplant), чтобы он простоял год, посмотреть, как он работает. Проточные накопители на этом уровне, есть, например, у американцев — Primus Power, в которую ранее инвестировал российско-казахстанский фонд нанотехнологий. Но я далек от мысли, что мы единственные, игроков значительно больше, чем я знаю. В «проточке» никаких секретов в электрохимии нет. В металл-воздушных накопителях игроков значительно меньше, и я знаю только одну компанию, которая довела до прототипа технологию «цинк-воздух». Если они сумеют показать правильную экономику, за ними «рванут» другие, и там надо будет наверстывать. Все ждут также «литий-воздух», но эту технологию пока не удалось сделать перезаряжаемой.
Что касается другого перспективного направления — механических накопителей, то на их разработку и испытания нужны годы. «Роснано» запустит опытно-промышленный механический накопитель «Энергозапас» (проект наноцентра «Сигма», Новосибирск), как я рассчитываю, в лучшем случае в 2020-м, хотя мы им занимаемся четыре года. Промышленный накопитель может появиться в 2021–2022 годах.
До серьезного распространения в мире такая волна доходит не раньше чем через пять-семь лет. Особенно в энергетике, где большие капвложения, а значит, надо консолидировать игроков, согласовывать это с сетями. Это годы, но при нашей жизни.
— В последние десятилетия все крупные программы по обновлению технологий в энергетике требовали поддержки. Например, «зеленый тариф» для возобновляемых источников энергии. Нужно ли будет это для накопителей?
— Моя версия, что да, потребует. Но литий-ионные технологии, например, исходно нашли свое воплощение не в энергетике, а в гаджетах и электромобилях. Это двигает технологию, заставляет ее удешевляться, и не исключено, что она широко пройдет в энергетику, уже подешевев, и поддержки потребуется меньше.
Уже есть прецеденты, когда «литий-ион» используется промышленно на Западе, пока в мелких нишах, но без всякой поддержки. Одна европейская компания использует временный накопитель на 1–2 МВт, когда нужен ремонт на подстанции, а деньги на ее реконструкцию появятся только через некоторое время. Они внедряют накопители и в изолированных системах, например, на островах. В целом развитие сильно зависит от устройства энергорынка, от того, насколько «зажаты» колебания, волатильны цены. Мне кажется, что удешевление накопителей в России будет сильно продвигаться за счет других секторов, не энергетики.
Сложнее, когда технология имеет в энергетике применение «общесистемного характера» — то есть никому конкретно это не надо, а надо для системы в целом. Вот у «Системного оператора» был план по размещению гидроаккумулирующих станций (ГАЭС). Но единственная в стране Загорская ГАЭС с точки зрения экономики влачит жалкое существование, рынок ее не поддерживает. Понятно, что при таком количестве резервов — зачем? Но по мере того как резервы будут исчерпываться, к этому вопросу будут возвращаться.
— Это связано с тем, что экономики ни у ГАЭС, ни в сегменте накопителей пока нет?
— Ее нет, потому что не сделали полноценный рынок системных услуг. У нас это все «зашили» в плату за мощность. Если бы системные услуги выделили как отдельный класс, сразу бы выяснилось, что для части генераторов это удобно, они могут оказывать их эффективно, для других — это дополнительная нагрузка. Плюс выяснилось бы, что есть и другие способы оказывать такие услуги — например, накопители.
— Вы уже назвали два фактора, которые могут сдерживать развитие накопителей в России: отсутствие рынка системных услуг и сдерживание роста энергоцен…
— Главное — сдерживается не рост, а волатильность цен. Как только исчезает эта волатильность — исчезает и экономическая потребность в накопителях.
— Значит ли это, что на этом разговор о том, нужны ли в РФ накопители, можно закончить?
— Серьезного влияния накопителей на энергетику России в ближайшие три-пять лет я не вижу. Единственная ниша, которая мне нравится (но не могу сказать, когда цена станет адекватной),— это распределенные накопители, обеспечивающие качество электроэнергии на «конце сети». У многих потребителей есть проблемы с качеством энергии — «лампочки тускло горят». Если вы ставите накопитель на конце, тогда потребитель может считать, во что ему обойдется услуга более хорошего качества. Ему больше не нужно держать резервный дизель-генератор, и это только вопрос цены накопителя. Впрочем, где уровень этой цены, мы пока не понимаем. Но это позволит увеличить пропускную способность давно построенных распредсетей, у которых потребление на концах росло вместе с энерговооруженностью домохозяйств. Из-за этого сейчас приходится подстанции реконструировать, а накопители могли бы стать подпоркой по мощности в пиковые часы.
— Но это по сути вариант для микрогенерации, для населения, но не для промышленности.
— Про интерес промышленности я время от времени слышу: говорят, что с удовольствием заплатили бы за какое-нибудь устройство, которое им бы гарантировало качество энергии. Судя по всему, у них либо телекоммуникационное оборудование, либо хранение данных. А более крупные промышленные производства ставят целиком свою блокстанцию. Электросети же, насколько я понимаю, просто еще не умеют просчитать этот эффект накопителей.
Могут быть экологические ниши, например, электробусы в Москве — чисто экологическая тема. Из этой же тематики, полагаю, возникнет история про электрические маневровые локомотивы у ОАО РЖД в черте города. Эта история из сферы транспорта, но уже трудно понять, где кончается транспорт и начинается энергетика, поскольку объемы потребления там уже настолько большие, что это влияет на энергосистему в целом.
Есть еще сфера, где я слышал об интересе — это распределенная генерация, особенно там, где сейчас ставят дизель-генераторы. Дизели при низком уровне загрузки ужасающе неэффективны: если их грузить на 25% мощности, то удельный расход топлива растет примерно в два раза. Их надо держать под загрузкой 50–75%. Но все это не в масштабах энергосистемы, это не гигаватты, а мегаватт там, мегаватт здесь.
— Получается, что страшилка о том, как придут накопители и изменят всю структуру энергосистемы, сделают ненужным резерв мощности — это вопрос далекого будущего?
— Да, до этого еще далеко.
— Могут быть какие-то заказчики или поставщики, которые «продавят» спрос на накопители?
— К инфраструктуре начинают предъявлять другие требования. Она должна, в частности, предоставить вам такую гибкость, какую вам хочется. Мобильные телефоны возникли не из экономики, по сравнению с проводным телефоном смартфон — это сплошные расходы. Но это удобнее, ты можешь делать много такого, что ты не мог делать раньше.
Так и здесь: ныне живущие уже забыли, что такое энергоинфраструктура, которая ограничивала потребителя, что воспринималось как норма еще в начале 2000-х. Чтобы подключиться к сетям, нужно было пройти все круги ада. В итоге в энергосистеме создали большие резервы, компенсировав ее негибкость. На самом деле, не самое эффективное решение.
— И накопители должны давать не экономику, а удобство?
— История с хранением электроэнергии мне нравится не тем, что электроэнергия будет дешевле. Она не будет сильно дешевле, но хранение создаст комплексно совершенно другую ситуацию — когда эффективный генератор будет «молотить» 24 часа в сутки и зарабатывать гораздо больше, чем неэффективный. А сейчас они все ограничены своим КИУМ (коэффициент использования установленной мощности), который составляет около 40–50%.
С этой точки зрения мне история с накопителями в энергосистеме нравится. Но никто не знает, сколько еще эффектов вылезет, если перестать думать про энергетику как жесткую систему, связанную равенством производства и потребления в каждый момент времени.
Может случиться либо «революция снизу», через microgrid, когда люди построят такую самобалансирующуюся систему, которой внешняя энергосистема уже будет ни к чему. И тогда они «отрежут провод». Как случилось в мобильной связи, когда проводная связь либо нашла себе новое применение, либо больше никому не нужна в качестве стационарного телефона. Либо случится централизованный проект «сверху». В России такое теоретически возможно, но я предпосылок не вижу.
— Кто-то из игроков большой энергетики мог бы стать инициатором? Как, например, «Ренова» Виктора Вексельберга, которая в начале 2010-х увлеклась производством оборудования для солнечной генерации и лоббировала госпрограмму поддержки зеленой генерации в России?
— Как всегда, вариантов немного. Один — тот, который вы описали. Производители оборудования, сформировав рынок за пределами РФ, начинают стучаться сюда. Я пока не вижу таких мощных производителей накопителей в РФ, которые могли бы это раскачать. Второй вариант — пока малореалистичный. Если накопители в мире так подешевеют, что станут очевидно выгодными для потребителей, то начнется их импорт. И в какой-то момент большие генераторы поймут, что мощностей надо все меньше, зачем переплачивать за эти резервы — и что-то начнет происходить. Третий вариант — реформаторский. Находится…
— Высокопоставленный влиятельный чиновник?
— Да, обладающий авторитетом. Который загорается идеей.
— А стимул, когда накопители позволяют генераторам повышать КИУМ,— это реалистичный сценарий?
— В сегодняшней ситуации по экономике это пока не проходит. Пока выгоднее держать две электростанции и загружать их поменьше, чем ставить рядом накопитель. Но есть небольшое количество мощностей в стране, которые работают лишь четыре-пять, может, 20 часов в год. Их содержание, похоже, уже дороже накопителей. Но парадокс в том, что при текущей плате за мощность их владельцу они все равно выгодны.
«Серьезного влияния накопителей на энергетику России в ближайшие три-пять лет я не вижу»